Шкафчик

Wednesday, September 24, 2008

Сергей Бычков. Страдный путь архимандрита Тавриона


( «Тэтис Паблишн», Москва, 2007. 464 стр., илл.)

Младший современник рассказывает о судьбе старшего: Сергей Бычков (род. 1946) опубликовал биографию Тавриона Батозского (1898-1978). Христианин, переводчик, доктор исторических наук пишет об архимандрите Таврионе, православном монахе, проведшем 19 лет в лагерях, чья биография до краев наполнена историей (как сама история наполнена биографиями…) С.С. Бычков – церковный человек и историк – подробно говорит о борьбе многовекового православия и молодого тоталитаризма. После гражданской войны 1918-21 годов Церковь осталась единственным сохранившим структуру институтом, более того, непримиримым соперником государства в области мировоззрения.

Тоталитарный левиафан хотел не просто рабства подданных, а их любви, не молчания, а восторженных криков. Христианство вызывало у него бешеную ревность. Молодой монах Таврион, современник и сторонник патриарха Тихона, неизбежно оказался в «катакомбной церкви», стремившейся остаться независимой, а потом в заключении. Он выжил в условиях организованной смерти на Беломорканале, где после рабочей смены проезжала телега, собирая умерших в тот день. Ирреальная реальность, далекая от парижского сюрреализма, где НКВД скоро начнет готовить «конгресс защиты культуры» под председательством Эренбурга, Арагона и других…

Книга Бычкова открывает «светскому» читателю мало знакомый мир. Автор справедливо говорит, что Солженицын в «Архипелаге Гулаге» еще многого не знает о репрессиях против духовенства и о его сопротивлении режиму. Захватывающе интересна попытка тайного избрания нового патриарха после смерти Тихона в 1925 году. В условиях слежки был организован объезд и опрос епископов, заключенных на Соловках, сосланных и еще не арестованных, с соблюдением конспирации, при постоянным риске ареста, в условиях, когда чекисты уже имели своих ставленников внутри Церкви – «обновленцев» и, наконец, самого митрополита Сергия, обосновавшего необходимость сотрудничать с диктатурой, – ради спасения Церкви, конечно, но которое привело к появлению «просоветского» епископата на службе у кагебе. Интересно, что после интервью епископа Хризостома в парижской «Русской Мысли» в 1992 (тогда газета еще печатала новости) о своем сотрудничестве с «этими людьми», Церковь образовала комиссию по расследованию подобных случаев. Однако за 16 лет комиссия ни разу не собралась на заседание… Митрополит Никодим, представлявший Московский Патриархат за рубежом и очень здесь известный, имел особую судьбу: он умер на приеме у папы Иоанна Павла I в 1978 году.
Некоторые архивы эфесбе были недолгое время доступны ученым, и Бычков воспользовался материалами следствий, разумеется, с осторожностью, – всем известно, кем и как они проводились. Язык сторон абсолютно разный, это диалог робота-чекиста и человека. Следователь: Приехав из ссылки, вы организовали антисоветское сборище и обсуждали, как подвергать прихожан контрреволюционной обработке. – Епископ Павлин: Нет, это была ночевка у знакомых, мы говорили, возможно ли бывшим ссыльным устроиться на работу.

О временах более поздних Бычков рассказывает как свидетель и собеседник о. Тавриона, с любовью рисуя портрет этого незаурядного человека. О поездках к нему в монастырь под Ригой Бычков мне говорил в 1974-м, звал туда, обещая встречу с архимандритом-ясновидцем, но я уже был в эмигрантском настроении. Позже он увлек туда юного Дмитрия Леонтьева (†1982), музыканта и диссидента, поехавшего в монастырь и приславшего фотоотчет. Личные встречи и переживания С. Бычкова придают иным главам колорит акварели с натуры. И «нецерковный» читатель начинает понимать, что дело не сводится к богослужению, что отношения людей вокруг «жизни и смерти» гораздо питательнее, весомее, «экзистенциальнее».

В конце 50-х годов освобожденный из лагеря архимандрит Таврион назначен настоятелем Глинской пустыни (монастыря) в Сумской области Украины, разоренной коммунистами, но уцелевшей. Монахи ворчали на восстановление строгостей. Сам игумен спал мало. «Один из братий спросил: “Где вы учились не спать?” Отец Таврион ответил: “Когда мы находились в заключении, кого-нибудь ночью одного выводили, и мы не знали, вернется ли он живым. Остальные молились, дабы вызов не был неожиданным, чтобы встретить смерть подготовленным”» (с. 227).

Быть может, эти неудовольствия повели к обвинениям о.Тавриона в «католическом уклоне» (коммунисты обличали у себя то левый, то правый уклоны, естественно, и в православии нашелся «уклон»!) Начальству доносили, что в проповедях он ссылается на «Подражание Христу» Фомы Кемпийского (12-й век). (Кстати, обер-прокурор Победоносцев оставил отличный перевод с латинского этого знаменитого произведения средневековья, – деталь сия немного облагораживает «совиные крыла», приделанные ему Александром Блоком; поэт еще не знал, какие идут на смену прокуроры!)

В книге много фотографий. Иной раз до мурашек в спине они обнажают разницу между двумя мирами, – заключенных и их мучителей, людей и палачей. Что это за улыбчивый маньяк на с.96, словно из триллера Хичкока, – а это «Начальник 6-го секретного отдела ОГПУ Е. А. Тучков», следящий за «церковными делами»!

Книга ценна еще разделом подробных биографических справок с колоритными деталями. Нечаянно узнаешь, что чекистов награждали именным оружием, причем именно маузерами. Известная строка Маяковского – «Ваше слово, товарищ Маузер!» – проливает свет на источник вдохновения поэта.

Иногда жалеешь о лапидарности справочного отдела: «Патриарх Алексий в 1960 году принимал предсмертную исповедь поэта Бориса Пастернака через мирянку Екатерину Крашенинникову, которая была вхожа к патриарху». Что это, бытующая в церковных кругах легенда? Возможна ли исповедь «через» кого-либо? И зачем для исповеди патриарх? ("Подобная практика, – отвечает автор, – бытовала в лагерях, когда рядом не было священника. Пастернак уже не мог вставать с постели, когда это произошло. Важно другое: Катя Крашенниникова была духовной дочерью патриарха Алексия, чья летняя резиденция находится в Переделкино. И она смогла свободно пройти к нему. Сегодняшнего патриарха охраняют специалисты из ФСО – 12 человек!")

Нужно сказать несколько слов о Сергее Бычкове, чья жизнь складывалась не без влияния героя его книги. Другую известную работу, «Хронику нераскрытого убийства», Бычков посвятил гибели Александра Меня; в прошлом году ТВ показало снятый по ней документальный фильм. При советской власти Бычкова увольняли, допрашивали, обыскивали, порочили в фельетонах (последние почему-то продолжились в домыслах интернетской «библиотеки Якова Кротова»). Как журналист, С. Бычков боролся за отказ Русской Православной Церкви от монополии на торговлю табаком, что стоило ему судебного дела «за клевету». Недавно он опять провинился – опубликовал на Портале Credo.ru стенограмму судилища над опальным архиепископом Ермогеном (Голубевым) от 30 июля 1968 года, чем вызвал гнев и патриархийного, и светского начальства. Ему велено отныне публиковаться только под псевдонимом. «Неудивительно, – пишет он, – 8 лет идет кропотливая реставрация совка. Что-то вроде борьбы Угрюм-Бурчеева за выпрямление реки».

Обширна его научная деятельность: он готовит 12-томное издание Г.П.Федотова, из коих 8 уже вышли. Известны его книги «Святые земли русской», «Русская Церковь и императорская власть» и другие.

Бычков оказался свидетелем гибели Дмитрия Холодова. «Он был военным корреспондентом отдела политики «МК», – вспоминает Сергей Бычков. – Я работал в этом же отделе. В октябре 1994 года я подходил к комнате, где он находился, и перед моими глазами прогремел взрыв. Я вместе с ребятами тушил пожар, а потом обнаружил Диму на полу. У него была оторвана нога, выжжены глаза, отсечены все пальцы на правой руке. Но он еще минут двадцать жил. Мы с Сашей Минкиным несли его к карете Скорой. Когда мы его поднесли к машине, началась агония. Он умер у нас на руках».

~
Мимоходом С. Бычков пишет о появлении «нового духовенства», обслуживающего «новых русских»; интерес к религии этих последних не идет подчас дальше суеверных представлений (вроде обязательных покаянных месс у итальянских мафиози). О быте православной церкви еще 1960-х однажды рассказывал Жан-Мари Арну (Jean-Marie Arnoulf), француз-священник РПЦ МП, настоятель прихода св. Серафима в Шелле, под Парижем. Его и группу молодых священников из Франции повезли на родину матери-церкви. Они побывали и в Псково-Печерской лавре. «Под конец визита настоятель спросил нас: что бы вы хотели увидеть и услышать на прощание? Ну, я и говорю: как у вас обстоит дело с пивом? (На новом месте меня интересуют прежде всего напитки, они многое о нем говорят). Он привел нас к огромному – до потолка – холодильнику, открыл дверь и говорит: выбирайте! Сотни бутылок и банок, местное, чешское, немецкое, бельгийское, эли, светлое, темное, какое хочешь!»
Староста прихода Саша Никольский, сын пилота «Ильи Муромца», и я, «убежденный бомж 90-х годов», сидели молча, захваченные картиной пивной коллекции 60-х годов в древнем Псково-Печерском монастыре. Отец Жан-Мари улыбался своим воспоминаниям.


Николай Боков

Париж